сторону Аксая. Здесь эта река стиснута горами и поэтому более удобна для переправы, и в ней больше обломков скал; отвесные скалы неприступных гор заставляют дорогу идти то по одной, то по другой стороне реки.

Недалеко от одной священной скалы, на которой ингуши благоговейно ставят рога животных или шесты, имеется второй мост для переправы на левый берег. Такие жертвенные места находятся во многих опасных пунктах в горах.

Вследствие нехватки мостов пешеходная тропа уходит на склоны западных гор. В узких и крутых местах уложены земляные фашины, по которым едва могут перейти люди, однако по ним ходят ослы и мулы с поклажей. Наш осел, нагруженный провиантом, провалился на фашине, но горцы, которые на этот случай сзади и спереди держали его на веревках, вытащили его на дорогу. Здесь каждый должен позаботиться сам о своей переправе, ибо на улучшение этой дороги нет никакой надежды.

Через 10 верст мы снова спустились к реке и наткнулись на стену с башней поперек узкого, в 20 саженей ширины, ущелья, стиснутого двумя непреодолимыми горами; башня оказалась разрушенной. Подобные остатки древних пограничных укреплений я встречал на Кавказе повсюду от одного моря до другого, на переходах по горам и в самых узких ущельях. У Дербента на Каспийском море есть такое укрепление длиной в 3 версты, а на границе между мингрелами и абазинами – длиной около 15 верст. Самое широкое, около 60 саженей, находится на Тереке, в горах. Я думаю, что это и есть так называемые Кавказские ворота, которые упоминаются многими писателями. Описания некой длинной стены, протянувшейся от Дербента до Черного моря через высочайшие пики Кавказа, и мнения о ней из-за своей нелепости не нуждаются в опровержении. В дальнейшем все подобные поперечные стены в ущельях я буду называть Кавказскими воротами.

Эти ворота были предназначены для защиты от нападений с северной стороны; они были разрушены возле башни, и река протекала между нею и горой. В преданиях горцев говорится, что эти ворота построены Александром Македонским; иные называют другого строителя, который обновил их. Не следует ли из-за их положения, прочности и незначительных расходов на ремонт предназначить их в качестве наилучшей естественной пограничной Линии? Не стоит ли восстановить их ввиду множества выгод, которые сделают неодолимым появившегося здесь русского орла?

Дорога следует по левому берегу реки, и на юго-западе начинается большая область ингушей, или кистов, которые сами себя называют «шалха». У входа в эту область, на западной стороне, среди скал находится известная пещера с железным крестом. В каждое новолуние, а также в июне, к этой пещере совершается всеобщее паломничество. На скале имеются следы древнего жилища.

Область большая и неровная; все склоны гор заселены. Невозможно представить себе ничего прекраснее и романтичнее этой области. Повсюду, на скалах и холмах, стоят древние замки, конические, как пирамиды, башни; поля на склонах высочайших гор; между ними низвергаются горные речки пенящимися водопадами; на зеленых лугах для орошения проведены тысячи маленьких каналов. Область окружена кольцом скалистых гор, высочайшие пики которых увенчаны вечным снегом; кажется, что все существует здесь в таком виде уже много столетий. Поля и луга обрамлены каменной каймой. Они так экономят землю, что едва прокладывают по ней пешеходные тропинки; из-за кусочка земли шириной в одну стопу губятся целые фамилии. Для возделывания своих полей они ежегодно убирают с них скатывающиеся сверху камни, прокладывают новые водопроводы и таким образом улучшают бесплодные каменистые земли. При всех этих тяжких трудах земля обеспечивает горцу только самое необходимое пропитание. Поэтому из каждой фамилии они отправляют нового колониста в область Больших ингушей и даже дальше в горы, в Шалху. Стебли зерновых произрастают здесь высотой не более фута, но колосья очень хорошие и полные.

Эти ингуши трудолюбивы, особенно их женщины, которые заботятся о хозяйстве и одежде, таскают по горам большие тяжести и часто за 8 верст ходят за дровами для огня. Все высокие горные местности безлесны, поэтому они с большим трудом приносят дрова с еще более высоких гор. Я думаю, что в этом заключается главная причина тому, почему их дома построены из камня; крыши на них плоские и выложены песком и глиной. Жилища и башни они красят снаружи, о внутренней же части заботятся меньше. Они строят свои деревни пофамильно и обносят их стенами и коническими башнями высотой в 10–15 футов.

Их поля находятся рядом с жилищем. Их животноводство состоит из свиней, коз, овец, ослов, мулов, небольшого числа лошадей и крупного рогатого скота. Нехватка пастбищ вынуждает их быть максимально бережливыми. Насколько я знаю, их потребности самые минимальные. Они одеваются плохо, на татарский манер; в жару и холод обходятся одной буркой; часто пищей им служат только корни растений; охота обеспечивает им хорошую пищу, но очень умеренную. Старшие едят первыми и оставляют немного другим, чтобы они и дети могли утолить голод. При их гостеприимстве, при всеобщей их доброте, при похвальном равномерном распределении того, что дает им счастье и случай, теряют они облик дикарей и предстают более человечными, чем наши алчные благовоспитанные люди. Они чрезвычайно худые, высокие, с легкой походкой, крепкие и неутомимые. Внешне они свободные, дикие и серьезные. В речи они пылкие, но очень быстро успокаиваются. Все их чувства проявляются искренне и открыто. Презрение к жизни считают они добродетелью, малейшее проявление страха – большим пороком, поэтому они безрассудно отважны.

Один молодой ингуш, окруженный 20 моими телохранителями, пытался застрелить меня.

– Берегись нападать на меня. Знаешь ли ты, чем это обернется для тебя? – сказал я ему, указывая на отряд.

– Я хочу убить только одного тебя, – ответил он своенравно.

– Ты будешь изрублен в куски.

– Я знаю это, – ответил он пылко.

– Вся твоя семья будет истреблена.

– Они могут уйти в эти скалы; там можно найти очень мало диких коз, и еще меньше моих родственников, – засмеялся он.

– Я подарю тебе жизнь из великодушия.

– Этого ты не можешь сделать, так как я презираю ее.

Иx горячность очень быстро возбуждается и так же быстро утихает, и хладнокровие, как я заметил, считается у них лучшим достоинством.

Охота, набеги и война – славные занятия их молодежи, и они грабят из честолюбия и нужды. У них есть фамильные главнокомандующие, не имеющие власти; руководят только красноречие и способность к делам. Они не знают ни закона, ни покорности, ни традиций. Отец вооружает сына как только тот становится способным защищать себя, и затем предоставляет его произволу судьбы.

Они почитают одного бога, создателя и кормильца, приносят ему